Неточные совпадения
Городничий. Эк куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена!
Что он, пограничный,
что ли? Да отсюда, хоть три года скачи,
ни до какого государства не доедешь.
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела
до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь,
до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет
ни копейки.
Позавтракать
Мужьям хозяйки вынесли:
Ватрушки с творогом,
Гусятина (прогнали тут
Гусей; три затомилися,
Мужик их нес под мышкою:
«Продай! помрут
до городу!» —
Купили
ни за
что).
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте, —
Вот Бог!
ни с
чем проходите
До гробовой доски!
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать,
ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
До сей поры неведомо
Ни земскому исправнику,
Ни высшему правительству,
Ни столбнякам самим,
С
чего стряслась оказия.
Правдин. Не бойтесь. Их, конечно, ведет офицер, который не допустит
ни до какой наглости. Пойдем к нему со мной. Я уверен,
что вы робеете напрасно.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай,
что, как бы он знатен
ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже
до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть
чего бояться?
Он не был
ни технолог,
ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал
ни о процессе образования рек,
ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден,
что стоит только указать: от сих мест
до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
Но когда дошли
до того,
что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало
ни жен,
ни дев и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.
Ему нет дела
ни до каких результатов, потому
что результаты эти выясняются не на нем (он слишком окаменел, чтобы на нем могло что-нибудь отражаться), а на чем-то ином, с
чем у него не существует никакой органической связи.
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти
до утонченности. Они не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у кого было
ни о
чем спросить. Слышалось,
что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
Но
что весьма достойно примечания: как
ни ужасны пытки и мучения, в изобилии по всей картине рассеянные, и как
ни удручают душу кривлянья и судороги злодеев, для коих те муки приуготовлены, но каждому зрителю непременно сдается,
что даже и сии страдания менее мучительны, нежели страдания сего подлинного изверга, который
до того всякое естество в себе победил,
что и на сии неслыханные истязания хладным и непонятливым оком взирать может".
В довершение всего глуповцы насеяли горчицы и персидской ромашки столько,
что цена на эти продукты упала
до невероятности. Последовал экономический кризис, и не было
ни Молинари,
ни Безобразова, чтоб объяснить,
что это-то и есть настоящее процветание. Не только драгоценных металлов и мехов не получали обыватели в обмен за свои продукты, но не на
что было купить даже хлеба.
Бросились искать, но как
ни шарили, а никого не нашли. Сам Бородавкин ходил по улице, заглядывая во все щели, — нет никого! Это
до того его озадачило,
что самые несообразные мысли вдруг целым потоком хлынули в его голову.
Несмотря на совершенную добросовестность, с которою Сергей Иванович проверял справедливость доводов рецензента, он
ни на минуту не остановился на недостатках и ошибках, которые были осмеиваемы, — было слитком очевидно,
что всё это подобрано нарочно, — но тотчас же невольно он
до малейших подробностей стал вспоминать свою встречу и разговор с автором статьи.
— Есть из нас тоже, вот хоть бы наш приятель Николай Иваныч или теперь граф Вронский поселился, те хотят промышленность агрономическую вести; но это
до сих пор, кроме как капитал убить,
ни к
чему не ведет.
Кити испытывала после обеда и
до начала вечера чувство, подобное тому, какое испытывает юноша пред битвою. Сердце ее билось сильно, и мысли не могли
ни на
чем остановиться.
Казаки всё это видели, только
ни один не спустился меня искать: они, верно, думали,
что я убился
до смерти, и я слышал, как они бросились ловить моего коня.
Страсти не
что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а
ни одна не скачет и не пенится
до самого моря.
И точно,
что касается
до этой благородной боевой одежды, я совершенный денди:
ни одного галуна лишнего; оружие ценное в простой отделке, мех на шапке не слишком длинный, не слишком короткий; ноговицы и черевики пригнаны со всевозможной точностью; бешмет белый, черкеска темно-бурая.
Он слушал ее молча, опустив голову на руки; но только я во все время не заметил
ни одной слезы на ресницах его: в самом ли деле он не мог плакать, или владел собою — не знаю;
что до меня, то я ничего жальче этого не видывал.
— Я не знаю, как случилось,
что мы
до сих пор с вами незнакомы, — прибавила она, — но признайтесь, вы этому одни виною: вы дичитесь всех так,
что ни на
что не похоже. Я надеюсь,
что воздух моей гостиной разгонит ваш сплин… Не правда ли?
— Я сама тоже… Право, как вообразишь,
до чего иногда доходит мода…
ни на
что не похоже! Я выпросила у сестры выкройку нарочно для смеху; Меланья моя принялась шить.
Потому
что пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку, потому
что праздно вращается на устах слово «добродетельный человек»; потому
что обратили в лошадь добродетельного человека, и нет писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем
чем ни попало; потому
что изморили добродетельного человека
до того,
что теперь нет на нем и тени добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому
что лицемерно призывают добродетельного человека; потому
что не уважают добродетельного человека.
Они подействовали на него
до такой степени,
что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг, как говорится,
ни с того
ни с другого умер.
Но мы стали говорить довольно громко, позабыв,
что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но
что до автора, то он
ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица.
Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто
ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому нуль, хотя он Солона заткни за пояс!» Так говорил учитель, не любивший насмерть Крылова за то,
что он сказал: «По мне, уж лучше пей, да дело разумей», — и всегда рассказывавший с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина,
что слышно было, как муха летит;
что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и
что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там или нет.
Чичиков, услышавши,
что дело уже дошло
до именин сердца, несколько даже смутился и отвечал скромно,
что ни громкого имени не имеет,
ни даже ранга заметного.
А уж куды бывает метко все то,
что вышло из глубины Руси, где нет
ни немецких,
ни чухонских,
ни всяких иных племен, а всё сам-самородок, живой и бойкий русский ум,
что не лезет за словом в карман, не высиживает его, как наседка цыплят, а влепливает сразу, как пашпорт на вечную носку, и нечего прибавлять уже потом, какой у тебя нос или губы, — одной чертой обрисован ты с ног
до головы!
Он не участвовал в ночных оргиях с товарищами, которые, несмотря на строжайший присмотр, завели на стороне любовницу — одну на восемь человек, —
ни также в других шалостях, доходивших
до кощунства и насмешек над самою религиею из-за того только,
что директор требовал частого хожденья в церковь и попался плохой священник.
Теперь же решился он во
что бы то
ни стало добраться
до таможни, и добрался.
Коцебу, в которой Ролла играл г. Поплёвин, Кору — девица Зяблова, прочие лица были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, добрался даже
до цены партера и узнал,
что афиша была напечатана в типографии губернского правления, потом переворотил на другую сторону: узнать, нет ли там чего-нибудь, но, не нашедши ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, куда имел обыкновение складывать все,
что ни попадалось.
Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как
ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку,
что тянулось
до самого ужина.
Между тем псы заливались всеми возможными голосами: один, забросивши вверх голову, выводил так протяжно и с таким старанием, как будто за это получал бог знает какое жалованье; другой отхватывал наскоро, как пономарь; промеж них звенел, как почтовый звонок, неугомонный дискант, вероятно молодого щенка, и все это, наконец, повершал бас, может быть, старик, наделенный дюжею собачьей натурой, потому
что хрипел, как хрипит певческий контрабас, когда концерт в полном разливе: тенора поднимаются на цыпочки от сильного желания вывести высокую ноту, и все,
что ни есть, порывается кверху, закидывая голову, а он один, засунувши небритый подбородок в галстук, присев и опустившись почти
до земли, пропускает оттуда свою ноту, от которой трясутся и дребезжат стекла.
Поставив на него шкатулку, он несколько отдохнул, ибо чувствовал,
что был весь в поту, как в реке: все,
что ни было на нем, начиная от рубашки
до чулок, все было мокро.
Странно то,
что я как теперь вижу все лица дворовых и мог бы нарисовать их со всеми мельчайшими подробностями; но лицо и положение maman решительно ускользают из моего воображения: может быть, оттого,
что во все это время я
ни разу не мог собраться с духом взглянуть на нее. Мне казалось,
что, если бы я это сделал, ее и моя горесть должны бы были дойти
до невозможных пределов.
Я
до того растерялся,
что, вместо того чтобы танцевать, затопал ногами на месте, самым странным,
ни с тактом,
ни с
чем не сообразным образом, и, наконец, совершенно остановился.
Войдя в кабинет с записками в руке и с приготовленной речью в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им в нашем доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так
что, дойдя
до того места, в котором он говорил: «как
ни грустно мне будет расстаться с детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.
Остап, сняв шапку, всех поблагодарил козаков-товарищей за честь, не стал отговариваться
ни молодостью,
ни молодым разумом, зная,
что время военное и не
до того теперь, а тут же повел их прямо на кучу и уж показал им всем,
что недаром выбрали его в атаманы.
Беспорядочный наряд — у многих ничего не было, кроме рубашки и коротенькой трубки в зубах, — показывал,
что они или только
что избегнули какой-нибудь беды, или же
до того загулялись,
что прогуляли все,
что ни было на теле.
Но неизвестный так погрузился в созерцание лесного сюрприза,
что девочка успела рассмотреть его с головы
до ног, установив,
что людей, подобных этому незнакомцу, ей видеть еще
ни разу не приходилось.
Он шел скоро и твердо, и хоть чувствовал,
что весь изломан, но сознание было при нем. Боялся он погони, боялся,
что через полчаса, через четверть часа уже выйдет, пожалуй, инструкция следить за ним; стало быть, во
что бы
ни стало надо было
до времени схоронить концы. Надо было управиться, пока еще оставалось хоть сколько-нибудь сил и хоть какое-нибудь рассуждение… Куда же идти?
Если мне, например,
до сих пор говорили: «возлюби» и я возлюблял, то
что из того выходило? — продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, — выходило то,
что я рвал кафтан пополам, делился с ближним, и оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице: «Пойдешь за несколькими зайцами разом, и
ни одного не достигнешь».
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал,
что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она
ни разу не заговаривала об этом,
ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго
до своей болезни, и она молча принесла ему книгу.
До сих пор он ее и не раскрывал.
Она ужасно рада была,
что, наконец, ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей как-нибудь уйти у них из виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов
до поворота направо в улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша,
ни на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство.
От природы была она характера смешливого, веселого и миролюбивого, но от беспрерывных несчастий и неудач она
до того яростно стала желать и требовать, чтобы все жили в мире и радости и не смели жить иначе,
что самый легкий диссонанс в жизни, самая малейшая неудача стали приводить ее тотчас же чуть не в исступление, и она в один миг, после самых ярких надежд и фантазий, начинала клясть судьбу, рвать и метать все,
что ни попадало под руку, и колотиться головой об стену.
— Нечего и говорить,
что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал,
что вы попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его
ни с вами,
ни кругом вас не было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно…
Что же касается
до вашего брата, то
что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
Раскольникову показалось,
что письмоводитель стал с ним небрежнее и презрительнее после его исповеди, — но странное дело, — ему вдруг стало самому решительно все равно
до чьего бы то
ни было мнения, и перемена эта произошла как-то в один миг, в одну минуту.
Амалия Ивановна, тоже предчувствовавшая что-то недоброе, а вместе с тем оскорбленная
до глубины души высокомерием Катерины Ивановны, чтобы отвлечь неприятное настроение общества в другую сторону и кстати уж чтоб поднять себя в общем мнении, начала вдруг,
ни с того
ни с сего, рассказывать,
что какой-то знакомый ее, «Карль из аптеки», ездил ночью на извозчике и
что «извозчик хотель его убиваль и
что Карль его ошень, ошень просиль, чтоб он его не убиваль, и плакаль, и руки сложиль, и испугаль, и от страх ему сердце пронзиль».